Я в отцовской деревне был всего два раза. Правда, родился он в другой деревне. Там тоже у нас остались родственники. Я там тоже летом отдыхал пару раз. Отец рассказывал, как его маленького, бабушка одна везла на санях 80 с лишним километров на новое место жительства к дедушке. Подробности уже забылись, но перед глазами долго стояла картинка. Узкая зимняя дорога через дремучие леса и одинокие сани с отважной женщиной, вооруженной однозарядной берданкой с годовалым ребенком. Возможно, и не было одиноких саней, а был попутный обоз в областной центр. Эту берданку мне показывал дедушка, когда мои родители привозили к ним показывать годовалого внука. Бабушку с дедушкой я не помню, а берданку запомнил.
Везде в деревнях мне отдыхать нравилось. Новая обстановка. Новые друзья. Близкий лес. Но вот сейчас мне ехать не хотелось. Подвожу Михалыча, Евгению Сергеевну и ребят с девчонками. Все рассчитывают на меня. Отец, явно будет «скорбеть» до девятого включительно. Мать тоже предполагает это. У нее планы на отца для работ на даче. Все же похороны родственника — событие не ординарное и мама смиряется, взяв с нас твердое обещание, вернуться на следующий день после похорон.
Утром сбегал в школу и «обрадовал» всех своим отъездом, показав траурную телеграмму. Потом, с отцом, нагруженные гостинцами, тащились на городской автобус, затем на автовокзал.
В отцовской деревне мне пришлось знакомиться с многочисленной родней, съехавшейся с нашей области и других областей. Оказывается соловьевский клан не маленький. Собралось под пятьдесят человек. Я почти сразу запутался в родственных связях и именах. Помнил только местную родню по своим прежним приездам. Молодежи моих лет было всего несколько человек. Из-за отца, похваставшимся по пьяни талантливым сыном пришлось прямо на поминках спеть несколько песен под «убитую в хлам» гитару. Потом с родственниками из молодежи сбежали с поминок на опушку ближайшего леса и на привычной для них полянке разожгли костер, накрыли свой стол из закуски и бутылок вина, стянутые у старших. Там тоже пришлось петь. Я чувствовал себя неуютно среди этих ребят. Умом я понимал, что все они мои родственники в разной степени. А по сути, для меня чужие люди. Утром попытался уговорить похмеляющегося отца возвращаться домой. Бесполезно. Он сам не очень хотел, и родственники не желали его отпускать. Вернулись домой вечером девятого. Я пролетел со всеми праздничными мероприятиями.
Оказалось, что моего присутствия не требовалось. Сборная школы по легкой атлетике выступила достойно. На концертах на летней эстраде в заводском сквере и в клубе ГАРО ребята выступили успешно. Зрителям особенно понравились мои песни и новые танцы «Вдохновения».
Жизнь шла своим чередом, дни сменяли друг друга. Утренняя зарядка, школа, тренировка в секции, репетиция у Павла, домашние задания, иногда вечерние тусовки с ребятами. День за днем приближается лето, когда мне предстоит сделать попытку спасти строй, страну и тысячи людей. А я еще не придумал, как подойти к Романову? Чем его убедить? Не приведут ли мои действия с исполнению худшего сценария, чем это произошло в моей истории? Не угроблю ли я самого себя? Ответов не знаю. Пути решения не вижу.
— Будь, что будет! — решаю. А пока учиться, учиться и учиться, как говорил… и тренироваться.
В школьном коридоре меня подстерегла Маринка Белова. Вместо ожидаемых упреков об уклонении от совместных репетиций уличного танца, она стала упрекать меня в нерешительности:
— Сережа, ты почему меня никуда не приглашаешь? Почему я должна проявлять инициативу?
— Ты ведь сама потребовала, чтобы я к тебе с неприличными предложениями не подходил, — опешил я.
— Мало ли, что я сказала, — чисто по-женски отвечает она.
— Хорошо. Я тебя приглашаю после уроков встретиться, — предлагаю и чувствую, как сердце радостно забилось.
— Я подумаю, — довольно улыбаясь и разворачиваясь, победно взмахнула хвостом волос, стянутых резинкой на затылке.
— Что это с Маринкой происходит? — задаюсь вопросом, направляясь к классу Руля. Наверное, Танька все-таки права.
После уроков, дождавшись пока одноклассники разбегутся, веду Маринку к дому Вовки Руля. Поравнявшись с домом, провожу краткий инструктаж по конспирации. Указываю глазами на нужный подъезд и сообщаю, что через пять минут жду ее там. В подъезде показываю на выход во двор и рекомендую, чтобы она в следующий раз она входила через него со стороны гастронома. Показываю комнату Руля, и где может находиться ключ. Неожиданно замечаю, что Маринка держится из последних сил.
— Она же волнуется! — соображаю я, — Согласилась встретиться с парнем, а тот повел ее в чужую квартиру. Что может ее там ждать? — пытаюсь представить себя на ее месте.
Увидев, что комната пуста, Маринка немного расслабилась. (Чего она ожидала увидеть здесь?)
Неожиданно для меня в квартире поддерживался порядок. Небольшая прихожая, налево отгороженная от общей комнаты кухня с печью. Прямо за занавесками вход в комнату. Везде на полу половики. Сравнительно чисто, ничего лишнего не валяется. Кровать застелена. Стол посередине комнаты со скатертью пустой. В комнате большая кровать с горкой подушек под какой-то ажурной вышивкой. (Дома тоже есть подобное рукоделие.) У другой стены раскладной диван под покрывалом. На стенах матерчатые коврики с рисунками и фотографии. Маринка тоже заметила фотографии и устремилась к ним. Вероятно, хотела определить хозяев квартиры. На одной фотографии я с трудом опознал Римму Зябликову. Маринка никого не узнала. Конечно, трудно узнать в испуганном первокласснике нынешнего рослого Вовку Хрулева.