Я в моей голове - Страница 27

Улыбается.

— Сергей! А можно мне — на секцию к вам, — вдруг спрашивает он.

— Конечно. У нас все ходят, кто хочет. (Тут понимаю подоплеку вопроса.)

Сколько таких домашних милых мальчиков сидят по домам, радуя своих мам примерным поведением и отсутствием влияния улицы. И страшно завидуют более активным, смелым и независимым сверстникам. Так появляются и развиваются комплексы. А потом вырастают тюфяки, не способные постоять за себя и близких или негодяи, упивающиеся властью, третирующие подчиненных и более слабых.

— Конечно, приходи. У нас скоро будет боксерский инвентарь. Можно будет удары отрабатывать, — повторяю и подмигиваю ему.

— Я обязательно приду! — радостно кричит он, убегая со своим аккордеоном.

Взгляд со стороны.

Евгения Сергеевна задумчиво глядя на заполнявших класс шестиклассников, пыталась разобраться в своих ощущениях в отношении Соловьева, сегодня открывшегося ей с другой, неизвестной и даже пугающей стороны. В процессе общения, она не могла избавиться от ощущения, что разговаривает с опытным взрослым человеком, а глаза видели знакомого подростка. Когда она преподавала в его классе, Соловьев немало ей потрепал нервы. Один из самых недисциплинированных учеников в школе. Не раз она его выставляла за дверь, чтобы не срывал урок и не мешал ей и другим. А сегодня он с ней разговаривает, как взрослый человек, твердо знающий, чего хочет и уверенно добивающийся этого. А как он голосом исполнил мелодию? И в ходе воспроизведения на инструментах подавал дельные советы. Правда, музыкальной терминологии он не знает. Да и откуда? Слух оказывается у него прекрасный. Голос хороший. Мелодию и замечательную песню он исполнил неизвестные. Да еще эти многочисленные, интригующие слухи о танце, придуманный якобы им и сведший с ума старшеклассниц. А песня такая романтичная — как раз для подростков. Надо у коллег и знакомых музыкантов при случае поинтересоваться про эти произведения. Она не могла понять, как подросток за какой-то год, что она с ним не общалась, смог так кардинально измениться. Она даже не подозревала про его слух и голос. Да и к ее урокам он никогда серьезно не относился. А сегодня она увидела совсем другого человека. Причем взрослого. Надо поговорить с его классным руководителем. Вроде в девятом — ведет класс Валентина Ивановна. И надо повнимательней присмотреться к нему — заключила она.

Наконец она пришла в себя, обратив внимание на замерший в удивлении, непонятным поведением учительницы, класс. Начав урок, она сообщила:

— К своему удивлению, я сейчас услышала замечательную неизвестную песню. Я бы хотела, чтобы вы ее тоже послушали, а потом рассказали мне о своих впечатлениях и высказали свое мнение. Повернулась к инструменту, разложила тетрадь с нотами и песней и положила пальцы на клавиши.

Продолжение.

После последнего урока, выходя из класса, вижу у окна Воронкову с неизменной подружкой и подошедшими к ним Филину с Оськиной. Наверное, опять советоваться. А я на стрельбы опаздываю. Подхожу. Не дожидаясь моего вопроса, Светка выпалила:

— Толик нам все рассказал!

— Ну и…? — требую продолжения. (Надеюсь, не про мой вокальный дебют?)

— Сказал, что музыка — просто отпад и про Генеральную репетицию, — помогает подружка.

— Мы хотели посоветоваться с тобой, — наконец решилась Светка и смутилась.

Одноклассницы удивленно вытаращили глаза на нас.

— Сегодня репетируете под новую музыку, а там решаете сами насчет Генеральной. А вообще-то для Генеральной репетиции, я думаю, вы еще не будете готовы. Предполагаю, что завтра выявится много недоделок, потребующих времени на устранение. А Генеральная нужна, чтобы привыкнуть вам к залу, к сцене, к новой акустике. Там вы должны уже быть с готовым номером и только шлифовать умение, а не выявлять и устранять ошибки и недоработки. Был бы у нас еще день в запасе, тогда да, сам бы вас пинками погнал в клуб. Кстати, заполненный зрителями зал, способен кого угодно в ступор ввести. Никто из девчонок от волнения со сцены не упадет?

— Не должны, — засмеялись, — Мы друг друга держим.

— Или держитесь. Профессионал может не с той ноги пойти, — бурчу я, — Все девчонки, мне пора. На стрельбы опаздываю, — заявляю уже на ходу.

— Удачи! Не пуха! Победы! — несется вслед.

* * *

На стрельбы чуть не опоздал. Когда несся мимо тира домой переодеваться, видел уже кучкующихся участников соревнований. Но начало соревнований и проведение стрельб было организованно буднично, без помпы, по-деловому. Очередная смена получала по три патрона для пристрелочных выстрелов. Стреляли. Шли проверять мишени. Снова получали уже по 10 патронов. Отстреливались на зачет. Отходили к своим командам делиться впечатлениями и давать советы. Я выбил из «своей» винтовки 86 очков. Считаю неплохо. Слышал, некоторые еле перевалили за 50. Закончились стрельбы уже в вечерних сумерках. Нам, как хозяевам, пришлось тащить винтовки в спортзал. Наша школа заняла первое место. В тройку призеров в индивидуальном зачете я не попал. Не больно-то и хотелось.

Я поймал себя на мысли.

— Что-то меня не волнуют мои результаты соревнований, — сравниваю себя с прежним, — К лыжным результатам остался равнодушен, сейчас на результаты в стрельбе наплевать. Не худший — и ладно. Изменились приоритеты? Изменилась шкала самооценки? Что может меня расстроить? Наверное, я просто знаю, что лыжи для меня в будущем не важны. Стрелять я буду всегда на отлично, но снайпером не стану. Вероятно, расстроюсь, если девчонки провалятся на концерте. Если за иконы получу шиш с маслом. Если мое пение не понравится зрителям. Вот и буду стараться в этом направлении, чтобы избежать неудачи.